Лагерь смерти Освенцим был освобожден Красной армией 80 лет назад
Слово «Освенцим» стало именем нарицательным. Оно ассоциируется с немыслимыми ужасами и массовыми, поставленными на поток хладнокровными убийствами. В Освенциме проходило массовое уничтожение евреев за то, что они евреи, и так продолжалось до тех пор, пока лагерь не отбили части Красной армии. В этот момент ни заключенные, ни солдаты не поверили своим глазам: первые, потому что успели потерять всякую надежду, а вторые — потому что даже на фронте не было таких зверств. О том, что Красная армия увидела в Освенциме, — в материале «Газеты.Ru».
Лагерь самой смерти
Первым концлагеря Аушвиц, который на русском языке чаще всего именуют Освенцим, достигла 100-я пехотная дивизия Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА). Предназначенный для евреев гигантский лагерь смерти состоял на самом деле из нескольких комплексов-филиалов, размещенных неподалеку друг от друга, в полусотне километров к западу от Кракова. Из-за его размера нельзя выделить одну воинскую часть или дивизию, приписав освобождение ей, — в целом это было сделано бойцами 60-й армии 1-го Украинского фронта.
Крупных боев за лагерь не было, и всего при продвижении вокруг лагерей погибло чуть более двухсот красноармейцев. Оборонять немцам там было нечего, а большую часть заключенных, около 60 тысяч, они «эвакуировали», точнее — отправили маршем смерти на запад в товарных вагонах и пешком, расстреливая тех, кто не мог идти. Цель этой «эвакуации» была двоякой. Во-первых, Рейх отчаянно нуждался в рабском труде для поддержания экономики. Во-вторых, вопреки популярному мифу, нацисты прекрасно представляли себе масштаб своих преступлений и то, какую они могут вызвать реакцию у людей, поэтому не желали оставлять лишние доказательства.
Красноармейцы встретили в лагере лишь семь тысяч человек, из которых большинство были больными, детьми и стариками. Помимо заключенных, в глаза бросались материальные артефакты: 837 тысяч женских предметов одежды, 370 тысяч мужских, 44 тысячи пар обуви, семь тонн волос и десятки тысяч очков. Очки лежали горами, как в мультфильмах обычно изображают сокровища сказочного султана, и этот визуальный образ стал одним из символов Холокоста.
Партия и правительство не планировали делать из освобождения лагеря медийное событие, и потому первая встреча между солдатами и заключенными прошла не как в кино. Один из заключенных, Примо Леви, вспоминал это так:
«Они не приветствовали нас, не улыбались; они казались подавленными не только состраданием, но и смущенной сдержанностью, которая запечатала их уста и приковала их глаза к мрачной сцене. Это был тот стыд, который мы так хорошо знали, стыд, который топил нас после отбора [заключенных на умерщвление], и каждый раз, когда нам приходилось просто наблюдать или подчиняться. Стыд, которого не знали немцы, который справедливый человек испытывает по отношению к преступлению другого человека; чувство вины за то, что такое преступление существует, что оно было введено безвозвратно в наш мир».
Культ массовых убийств
В целом к 1945 году советских солдат было крайне трудно удивить жестокостью, и реалии фронта придают иммунитет к виду трупов и смерти. Также в рядах Красной армии не было людей, которые бы считали нацистов поборниками морали или хотя бы достойным противником, который пришел сражаться по-рыцарски: и то, и другое СС-овцы и Гитлер с презрением отвергали прямым текстом. Тем не менее, лагерь Аушвиц смог их удивить. Неизгладимое впечатление произвел он на генерала Василия Петренко, командира 107-й дивизии и героя Советского Союза.
«Шел мелкий снег и тут же таял. Помню, я ходил в расстегнутом полушубке. Темнело, и наши солдаты, отыскав какой-то аппарат, включили освещение. К нам подходили изможденные узники в полосатой одежде, что-то говорили на разных языках. Это были живые скелеты. Двое мужчин, как оказалось, из Бельгии, подошли и начали хлопать в ладоши, глядя на мою звезду Героя Советского Союза. К ним присоединились две женщины, они обнимали, целовали меня. Я поразился, что эти люди еще способны улыбаться!
В Освенциме мне показали барак для женщин. На полу кровь, испражнения, трупы, ужасный запах разлагающихся тел. Вынести больше пяти минут там не мог даже я, повидавший многое фронтовик. Побывал я и в помещении, где отравляли газом. Вход в крематорий был рядом. Потом я увидел детей со вздутыми от голода животами, блуждающими глазами, руками как плети, тоненькими ножками. Головы огромные, а все остальное как бы не человеческое, будто пришито. Ребятишки молчали, только показывали вытатуированные на ручках номера. Они пытались утереть глаза, но те оставались сухими: слез уже не было. За всю войну я не испытал большего потрясения…» — вспоминал он.
Узники не сразу верили в свое освобождение. Офицер РККА Георгий Елисаветский вспоминал, как он и его сослуживцы пытались к ним обратиться и объяснить, что они свободны. Они пробовали русский язык, польский, немецкий, украинский. Когда Елисаветский перешел на идиш, евреи решили, что это изощренная провокация охраны, и начали разбегаться. И тогда он сказал: «Не бойтесь, я полковник советской армии и еврей. Мы пришли вас освободить». Лишь после этого барьер рухнул и заключенные осознали, что это — конец страданиям.
Почти все освобожденные нуждались в медицинской помощи, которую начали оказывать госпитали Красной армии при поддержке польского Красного креста. Но тысячи изможденных заключенных — это не то, чем запомнился Аушвиц. В первую очередь, он вошел в историю как место смерти 1,1 миллиона человек, из которых 960 тысяч евреи, 74 тысячи поляков, 21 тысяча цыган, 15 тысяч советских военнопленных и еще пара десятков тысяч людей из разных групп. Большинство евреев были отравлены газом в специальных камерах, остальные умерли от тяжелых условий и болезней (нацисты намеренно сделали их смертельными).
Конец Холокоста
Вероятно, в Аушвице был поставлен абсолютный рекорд по числу целенаправленно убитых людей в одном месте и за короткий срок, но это неудивительно. Холокост стал возможен из-за уникальной комбинации факторов: последовательной идейной ненависти нацистов к евреям, что было основой их идеологии; полного отрицания ими традиционной морали; технологической мощи немецкого государства и его строгой организации, которая позволила поставить убийство на поток. Они хотели очистить Рейх от евреев за максимально короткий срок и нисколько не стеснялись в средствах, что делало механизированное убийство логичным (в рамках их идеологии) выбором.
Интересно, что понимание Аушвица-Освенцима как в первую очередь еврейского лагеря замалчивалось в сталинском СССР. Об освобожденных писали как об абстрактных «узниках фашизма», без уточнения национальности и причины заключения. Автор репортажа от 2 февраля в «Правде» Борис Полевой тоже не упомянул евреев.
С чем именно это связано, понять нелегко. Сам Петренко считает, что главной причиной был личный антисемитизм Сталина. Он, как минимум, не очень им сочувствовал, а спустя несколько лет после войны и вовсе развернул антисемитскую кампанию и репрессии по делу «Еврейского антифашистского комитета» и Делу врачей. Другая вероятная причина — евреи как главный предмет ненависти нацистов нарушали стройное послание пропаганды, где фашизм подавался как порождение капитализма и антикоммунистическое движение.
Так или иначе, освобождение Освенцима — это тот случай, когда Советский Союз и Красную армию не стоит упоминать через призму критики Сталина и его политики. Убитых заключенных воскресить невозможно, но освобождение лагеря позволило хотя бы частично восстановить справедливость: придать массовое убийство огласке, а виновных — привлечь к ответственности.
Именно поэтому день освобождения Аушвица стал Днем памяти жертв Холокоста, который в Европе отмечают с 2005 года и по сей день.